ГЕОЭКОЛОГИЧЕСКИЕ И ИСТОРИКО-КУЛЬТУРНЫЕ АСПЕКТЫ ИЗУЧЕНИЯ «БОЛЬШИХ» САРМАТСКИХ КУРГАНОВ СТЕПНОГО ПРИУРАЛЬЯ

 

Тысячелетний период в древней истории степей Северной Евразии связан с ираноязычными кочевниками – скифами и сарматами. Континуум ираноязычных номадов с VIII в. до н.э. по IV в. н.э. протянулся от севера Балкан на западе до полупустынь Монголии на востоке. Скифы, сарматы и их потомки сыграли важную роль в этнической истории Евразии; с военными походами кочевников так или иначе связаны крушение ближневосточно-средиземноморских государств I тыс. до н.э. и создание новых цивилизаций. Под воздействием комплекса этно-социальных, военно-политических, геоэкологических причин в относительно короткий срок в V-IV вв. до н.э. в различных районах степей Северной Евразии, разделенных огромными пространствами: в низовьях Днепра, в левобережье Урала, в Семиречье, на Алтае, – возводятся «княжеские» курганы высотой свыше 8-10 м при диаметре 100-170 м и более. Исследование царских курганов скифов Северного Причерноморья началось еще в XIX в., на протяжении XX в. изучались «большие» курганы Казахстана и Алтая. Археологические раскопки «больших» курганов степного Приуралья начались значительно позднее и связаны с именами К.Ф. Смирнова [10], М.Г. Мошковой [7], А.Х. Пшеничнюка [8, 9], Л.Т. Яблонского [12]. Степное Приуралье в VI-V вв. до н.э. стало зоной контакта двух близкородственных групп номадов. Одна из них, наиболее крупная, связана происхождением с сакским миром Средней Азии. Другая, менее многочисленная, но более милитаризованная, представлена выходцами из Европейской Скифии [8, 3]. Во второй половине 80-х гг. XX в. известный уфимский исследователь А.Х. Пшеничнюк провел раскопки нескольких «больших» курганов у с. Филипповка на Илекском плато в левобережье Урала [9], совершившие переворот в скифо-сарматской археологии и ставшие одним из самых ярких археологических открытий в области первобытной истории Северной Евразии. Центральный Филиповский курган высотой около 8-9 м и диаметром свыше 100 м был разграблен в древности, как и все остальные курганы, но в бофрах (жертвенных ямах) содержалось огромное количество деревянных чаш, окованных золотом, золотые и серебряные греческие и иранские сосуды, вотивные золотые олени и многие другие произведения искусства. Оригинальные предметы хранятся в Музее археологии и этнографии Башкортостана, отдельные предметы побывали на выставках в Оренбурге, Санкт-Петербурге (Эрмитаж), США, Италии, Скандинавских странах. Таким образом, это открытие получило мировое признание [13]. В 2004 г. исследование Филипповских курганов продолжено экспедицией Института археологии РАН под руководством Л.Т. Яблонского. В 2003 г. экспедиция Института степи УрО РАН под руководством автора данных материалов приступила к исследованию «больших княжеских» курганов Ивановского могильника в Красногвардейском районе Оренбургской области, где, пожалуй, впервые в степном Приуралье удалось обнаружить выразительный культурный комплекс скифского типа: железные секиры, характерные для степной Скифии колчанные наборы, глиняные корчаги, золотую гривну, ритуальные предметы. Погребальные обряды также обнаруживают тесную связь со скифскими. Комплекс датируется второй половиной V в. до н.э. и отражает сложение новой археологической культуры – раннесарматской (прохоровской). Все эти работы в той или иной степени направлены на решение проблемы историко-культурной детерминации феномена «больших княжеских» курганов степного Приуралья.
В ходе изучения литературных материалов и артефактов удалось определить общий перечень элитных предметов материальной культуры, связанных с «княжескими» курганами. Все «большие» курганы ранних кочевников V-IV вв. до н.э. делятся на две группы. Первую, наиболее массовую группу, составляют курганы размерами от 2 до 7 метров в высоту при диаметре от 30 до 70 метров. Они сравнительно равномерно рассредоточены по всей территории Приуралья и Зауралья на водоразделах Урала, Илека, Ори, Сакмары, Самары и их притоков. В основном они локализованы по бассейновому принципу. Основу некрополей этой группы, как правило, составляют от одного до четырех «больших» курганов, доминирующих в могильниках. Планировка насыпей в могильниках обычно повторяет форму естественных водораздельных возвышенностей Общего Сырта или Илекского плато. Курганные некрополи второй группы представлены «курганными полями», сформировавшимися вокруг одного – двух курганов 8-10-метровой (и более) высоты диаметром 80-100 и более метров и насчитывающими десятки сравнительно больших курганов высотой от 1,5 до 8 метров и множество малых курганов. Некрополи второй группы выявлены лишь в одном из районов степного Приуралья в междуречье Урала и Илека, а также на водоразделе Илека и Утвы. «Царские» курганы европейских скифов, локализованные в легендарном округе «Герров» – «Герросе», служили, по сведениям Геродота, усыпальницей лишь для скифских царей и их дружинников [1, IV. 71]. «Княжеские» курганы Илекского плато, вероятно, представляли собой «сарматский Геррос» («Геррос отложившихся азиатских скифов»). Этот район локализован в левобережье Урала в виде обширного треугольника. С его северным углом, направленным к современному г. Оренбургу, связаны два крупных курганных поля, разделенных долиной реки Черной: «Высокая могила – Студеникин Мар» на севере и Филипповка I и II – на юге. Западный угол, обращенный к Уральску, образует курганное поле Кырык-оба возле Бурлина. Юго-восточный угол, направленный к Соль-Илецку и Акбулаку, образуют несколько курганных полей: Кара-оба, Пятимары и др. В археологической литературе не раз высказывался вывод о принадлежности «больших» курганов Илекского плато родоплеменной верхушке сарматов, контролировавших огромные пространства степного Приуралья к югу от Уральских гор, к северу от Каспия, к западу от Мугоджар, к востоку от Синего Сырта и Низменного Заволжья. Потомки сарматов (аланы) сохранили архаичную социальную градацию на княжеские рода «Алдаров», военных дружинников – дворян «Бадилятов» и рядовых общинников «Саулагов» (дословно – «черные люди»). Вероятно, эта социальная иерархия восходит к скифо-сарматской эпохе. Феномен «больших княжеских» курганов Приуралья, тем самым, может быть обусловлен процессами социальной стратификации в среде номадов. Территория «сарматского Герроса» отличается равнинным рельефом, обширными пастбищными угодьями, хорошей обводненностью. Лесные ресурсы скудны, помимо Уральской и Илекской уремы, они фактически исчерпываются одним небольшим массивом Шубарагаша в низовьях Малой Хобды. Достаточно скудны залежи медных и железных руд, да они и не разрабатывались кочевниками раннего железного века. Помимо обширных пастбищ и водных ресурсов, с районом «сарматского Герроса» связан лишь один уникальный геоэкологический объект – древние соляные промыслы на горе Тузтюбе в черте современного города Соль-Илецка, упоминаемый в письменных источниках, начиная с «Книги Большому Чертежу». Для экономики кочевников раннего железного века открытые выходы высококачественной соли – и в виде россыпей, и в виде крупных кристаллов, несомненно, должны были обладать большим значением. Соль требовалась для консервации мясных продуктов в период массового забоя скота, а также для консервации туш «четвероногих кочевников» – сайгаков, тарпанов и др., служившими массовыми объектами сезонного промысла. Не исключена и сакрализация самой соляной горы, получившей позднее название Тузтюбе. Одним из наиболее перспективных направлений дальнейших исследований могло бы быть выявление связи феномена «больших княжеских» курганов «сарматского Герроса» с историческими, археологическими и др. свидетельствами так называемого «торгового пути Геродота», связывавшего крупнейшую греческую колонию в Северном Причерноморье Ольвию с «Рифейскими горами» в глубине Азиатской Скифии и Сарматии.
Первым исследователем, обратившимся к изучению «торгового пути Геродота» из Ольвии в Азиатскую Скифию, был выдающийся советский археолог и историк Б.Н. Граков [2]. Он проследил этот путь по находкам ольвийских зеркал VI в. до н.э. в Самарском Заволжье и степном Приуралье. В ряде работ Н.Л. Членовой [11 и др.] конкретизирован маршрут этого торгового пути по северу степей Причерноморья в Приуралье. Работы Н.Л. Членовой содержат попытку определить основную группу предметов торговли: из Ольвии на восток в Приуралье, по ее мнению, попадали ольвийские зеркала и другие античные вещи, а с Южного Урала на запад «поступала медная руда и золото». В ходе исследований последних десятилетий в Самарском Заволжье и степном Приуралье накоплены материалы, позволяющие внести существенные коррективы в оценку основных объектов торговых операций. Наиболее многочисленным видом античной продукции, прослеживаемым по курганным захоронениям VI в. до н.э. – I в. н.э., несомненно, являются не зеркала ольвийского типа [6], а пастовые и гагатовые бусы. После IV в. до н.э. эпизодически встречаются стеклянные флаконы и другая посуда. Период максимального распространения античных импортов в Самарском Заволжье и степном Приуралье приходится на вторую половину V в. до н.э. – время скифского протектората над Ольвией, когда в Приуралье распространяются бронзовые трехгранные и трехлопастные наконечники стрел скифских типов, глиняные корчаги, железные секиры и клинки «серноводского типа» с нарядно декорированными рукоятями, снабженные узким крыловидным перекрестьем, украшенным пальметкой, боковины рукоятей орнаментированы горизонтальными насечками, а их середина – желобками, от «зрачков» в основании навершия отходят когтевидные отростки или волюты, напоминающие головы птиц, клыки кабана или рога животных. В целом, основные варианты коротких мечей или кинжалов «серноводского типа» соответствуют широко известному экземпляру из кургана Солоха. Декор этих клинков содержит символику Медузы Горгоны в аспекте Потниа Терон («Владычица зверей»). Изображение Медузы Горгоны было характерно для ольвийских монет, оно тиражировалось также на керамике и защитных доспехах. Помимо оружия, бронзовых зеркал, пастовых и гагатовых украшений в Азиатскую Скифию вывозились ювелирные украшения античных мастеров, а также золотые и серебряные сосуды. Что же ввозилось в Ольвию в обмен на эту продукцию? По мнению Н.Л. Членовой, с Южного Урала вывозились цветные и драгоценные металлы, преимущественно медная руда и медь, а также золото. Исследования последних лет не подтверждают наличия сколько-нибудь значительных горных разработок скифо-сарматской эпохи на Южном Урале. Каргалинские и другие рудники в I тыс. до н.э. были заброшены: сарматские захоронения раннепрохоровского времени IV-III вв. до н.э., исследованные на территории Каргалинского рудного поля Е.Н. Черных в Першинском могильнике и С.В. Богдановым в Комиссаровском [4, с. 39-42; 86-92], ничем не отличаются от рядовых захоронений степной периферии Каргалинских рудников, на самих рудниках нет горнотехнических объектов, датирующихся этим временем. Поверхностные запасы золота в Зауралье и Казахстане, в общих чертах, вероятно, удовлетворяли потребности местного населения, но все же были не столь велики, чтобы служить основным объектом экспорта. Теоретически можно допустить, что на запад в античный мир с территории лесного, лесостепного Урала и европейской части России поступала пушнина. По ряду причин следует исключить из объектов торга рабов и рогатый скот. И то, и другое имелось в изобилии у азиатских скифов и сарматов, но потребность греческих колоний в рабах удовлетворяла Фракия и другие территории Северо-Западного Причерноморья, скот поставляли европейские скифы. Таким образом, «торговый путь Геродота» не был «дорогой рабов» или одним из самых протяженных в мире скотопрогонов. Картирование «больших княжеских курганов» сарматской знати Приуралья (курганы Филипповских могильников, Высокая могила и мн. др.) конца V – начала IV вв. до н.э., совпадающих в общих чертах с отправным пунктом этого торгового пути, указывает на уникальный геоэкологический объект степного Приуралья, расположенный в центре Илекского плато – древнейший соляной промысел на горе «Тузтюбе» в черте современного г. Соль-Илецка. Гора «Тузтюбе» на реке «Илез» впервые упоминается еще в «Книге Большому Чертежу» [5, с. 93–94]. Поверхностные россыпи кристаллической соли, обладающей уникальным для Понто-Каспийских степей Северной Евразии геохимическим составом (чистотой свыше 98%), были доступны для открытых разработок в глубокой древности. В прошлом именно эта соль высоко ценилась уральскими казаками, так как идеально подходила для засолки осетровых, предназначенных для длительного хранения и транспортировки, рыба не «ржавела» и не горкла, так как в соль-илецкой соли практически отсутствуют соединения йода, бария, железа и т.п. Северное Причерноморье располагало собственными запасами соли, но чистота этой соли на порядок ниже, она годилась лишь для приготовления малосольной рыбы для внутреннего потребления. Учитывая, что Ольвия на протяжении I тыс. до н.э. являлась основным поставщиком осетрины в Грецию и Средиземноморье, вероятность того, что «торговый путь Геродота» являлся одним из древнейших в мире соляных «шляхов», крайне высока. «Полевые командиры» номадов, контролировавших этот путь, неизбежно должны были сосредоточить в своих руках реальную политическую власть и значительные материальные ценности. Таким образом, феномен «больших княжеских» курганов степного Приуралья и самого «сарматского Герроса» может быть связан с «торговым путем Геродота». В последующие времена у кочевников средневековья и Нового времени гора Тузтюбе пользовалась особым почитанием. В Новое время разработка каменной соли на Илецком месторождении ведется уже более 250 лет (с 1754 г), когда были заложены первые соляные ямы. П.С. Палласом были описаны уже достаточно крупные разработки, которые велись в более чем 150 ямах. Имеются свидетельства, что добыча соли на Илецком месторождении имеет гораздо более давнюю историю. До включения территории Приуралья в состав Российской империи ногайцы и киргиз-кайсаки (казахи) несколько столетий «ломали» соль. Предположения о древности добычи соли в долине Илека в геолого-минералогическом, ландшафтном, историческом отношениях обоснованы: 1) наличием единственного во всем Прикаспийско-Приуральском регионе выхода чистой коренной соли, высокое качество которой позволяет употреблять без предварительной обработки; 2) высочайшем качеством соли, превосходящим по химизму самосадочные соли озер Баскунчака, Эльтона и Индера; 3) наличием неограниченных поверхностных запасов соли и ее доступностью для разработки самыми примитивными способами; 4) хорошей обводненностью территории месторождения, пересекаемого притоками Илека в сочетании с местоположением объекта на пересечении торговых путей; 5) наличием лечебных грязей (тузлук, баткак), издавна пользовавшимися высокой ценностью у кочевников.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Геродот. История. – М.: Изд-во АСТ, 2005. – 700 с.
2. Граков Б. Чи мала Ольвія торговельні зносини з Поволжям и Приураллям в архаїчну i класичну епохи? // Археологія. – 1947. – № 1.
3. Гуцалов С.Ю. Древние кочевники Южного Приуралья VII-I вв. до н.э. – Уральск: Западно-Казахстанский центр истории и археологии, 2004. – 136 с.
4. Каргалы. Том IV. / Сост. и науч. ред. Е.Н. Черных. – М.: Языки славянской культуры, 2005. – 240 с.
5. Книга Большому Чертежу / Подготовка и печати и ред. К.Н. Сербиной. – М.-Л.: Изд-во АН ССР, 1950. – 229 с.
6. Кузнецова Т.М. Зеркала из скифских памятников VI–III вв. до н.э. (классификация и хронологическое распределение) // Сов. археология. – 1987. – № 1. – С. 35–47.
7. Мошкова М.Г. Происхождение раннесарматской (прохоровской) культуры. – М.: Наука, 1974. – 51 с.
8. Пшеничнюк А.Х. Культура ранних кочевников Южного Урала. – М.: Наука, 1983. – 200 с.
9. Пшеничнюк А.Х. Раскопки «царского» кургана на Южном Урале: [Препринт]. – Уфа, 1989. – 30 c.
10. Смирнов К.Ф. Сарматы на Илеке. – М.: Наука, 1975. – 176 с.
11. Членова Н.Л. Предыстория «торгового пути Геродота» (из Северного Причерноморья на Южный Урал) // Сов. археология. – 1983. – № 1. – С. 47–66.
12. Яблонский Л.Т. Саки Южного Приаралья (археология и антропология могильников). – М., 1996. – 185 с.
13. The Golden Deer of Eurasia. Scythian and sarmatian treasures from the Russian steppes. Catalogue of an exhibition of The Metropolitan Museum of Art. New Haven: Yale University Press, 2000. – 303 p.
С.В. Богданов