ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ ОБРАЗ ЧАСТНОГО СТЕПНОГО ЗАПОВЕДНИКА ЦЕНТРАЛЬНОГО ЧЕРНОЗЕМЬЯ СЕРЕДИНЫ XIX ВЕКА

Территориальная охрана степей всегда была, есть и будет чрезвычайно сложным делом. В наше время важен не только опыт реализованных проектов, но и те концепции, которые по разным причинам небыли воплощены, а так же на первый взгляд далёкие от науки первые идеи сохранения степей, дошедшие до нас в отечественной художественной литературе.
Россия первой половины XIX века представляла собой аграрную страну, идущую по пути экстенсивного развития сельского хозяйства с помещичьим землевладением, сопряжённым с ним крепостным земледелием и животноводством. Луговые степи Центрального Черноземья к тому времени были уже полностью освоены, плотность сельского населения была сопоставима с современной, земледелие продвигалось вглубь степной зоны. Среди помещиков находилось немало образованных творческих людей, реализовывавших себя через псовую охоту и далеко продвинувших российскую охотничью культуру. Уже к первой половине XIX века на распаханных просторах Центрального Черноземья сложилась уникальная российская традиция псовой охоты. Псовая охота достаточно описана, но описание запретных для охоты степных угодий, куда не могут проникнуть даже заядлые охотники, в середине XIX века встречается только в «Записках мелкотравчатого» Е.Э. Дриянского. Это произведение признано классическим по охотничьей тематике, но, к сожалению, издавалось мало [3, предисловие]. Для нас оно представляет особый интерес в силу того, что автор впервые описывает возможность охраны степей, причём, делает это в то время, когда степи считались исключительно резервом расширения пахотных угодий.
Действие книги происходит в 1840-е годы. По ходу развития сюжета на пути достаточно многочисленной охотничьей экспедии, беспрепятственно прошедшей десятки километров без ограничений охоты, вдруг возникает непреодолимая преграда в виде частного степного заповедника. Автор помещает его в 40 км к северо-востоку г. Боброва, вероятно Воронежской губернии, во владения «графини Отакойто» [3].
По Дриянскому, охраняемая степь частного заповедника занимала прямоугольник 30 на 40 км. Рельеф представлял собой абсолютно плоскую равнину, в середине которой находились компактные осиновые кусты. По периметру заповедной степи располагались так называемые «соры», бурьянистые залежи. Создаётся впечатление, что так была описана общепринятая в современном заповедном деле переходная или буферная зона, отделяющая заповедное ядро от пахотных угодий. По всему периметру заповедник был окружён насыпным валом шириной не менее пяти метров. По границе заповедной степи были расставлены предупредительные столбы-аншлаги, строго запрещающие самовольный прогон и пастьбу лошадей или скота, всякую ружейную и псовую охоту. Аншлаги содержали предупреждение и о том, что в случае нарушения запретов скот, лошади, ружья и другие орудия охоты будут отобраны, а охотники – доставлены в «контору» для дачи объяснений.
Автор описывает не только частную заповедную степь, но и взаимоотношения бригад псовых охотников того времени, так называемые «охотничьи экспедиции», с персоналом заповедника. Практически все эти экспедиции, вопреки неуёмному желанию, не получали доступ на закрытую территорию. Однако, некоторым удавалось пробраться туда путём подкупа или обмана. Заповедник охранялся четырьмя командами по 12 объездчиков, во главе каждой команды стоял «дистаночный». Позволим себе заметить, что даже в наши дни егерским корпусом из 50 человек не может похвастать ни один государственный российский заповедник. В обязанности столь многочисленных объездчиков входила ежедневная охрана участка, а именно: надзор за пастьбой и прогоном скота по разрешениям, контроль за соблюдением запрета всякой охоты. Охотничьи экспедиции следовало либо не допускать на охраняемую территорию, либо сопровождать их транзит с контролем соблюдения запрета на добычу всех видов животных.
По замыслу Е.Э. Дриянского, заповедный режим способствовал тому, что по частной степи «стадами» бродили журавли, дрофы, стрепеты. Количество сурков было столь огромно, что не поддавалось даже приблизительному подсчёту и оценивалось автором в миллионы. Для нас особенно интересно то, что деятельность описанного степного заповедника не ограничивалась только поддержанием запрета на охоту и стихийную пастьбу, был организован особый режим степного природопользования. Степные угодья участками сдавались в аренду скотопромышленникам с правом пастьбы и прогона скота, а так же правом распашки не более чем третьей части арендованного участка. На протяжении ряда лет пашню последовательно засевали бахчами, просом, маком, пшеницей. Затем, «снявши несколько хлебов» арендаторы обращали пашню в залежь. Заброшенный тучный чернозём покрывался сорными травами, «полыном, чернобыльником, девясилом, репейником и другими». На этой стадии залежной демутации образовывались заросли высотой в человеческий рост, издали похожие на густой лес.
На залежах, пользуясь разлыхленной почвой, жило огромное количество мышей, привлекавшее массу лисиц. Эти хищники охотились на залежах, а жили и «выплаживали» по соседству с ними, в сурчинах. Так взаимовыгодно сосуществовали переложно-залежное земледельческое хозяйство и лисицы. Автор подчёркивает значение такого использования степи, в том числе для воспроизводства лисицы – основного объекта традиционной российской псовой охоты. В окрестностях описанного заповедника лисиц водилось столько, что из одного осинового колка площадью немногим более одного квадратного километра во время псовой охоты были выгнаны десятки особей, из которых 43 были добыты.
Заповедная степь, существующая на страницах «Записок мелкотравчатого», и в наши дни выглядит образцом постановки заповедного дела. Но, восторгаясь проектом автора, опередившим своё время не меньше, чем технические фантазии Жюля Верна, не будем забывать и о том, что подобное произведение не может быть совершенно лишено художественного вымысла. Пока остаётся загадкой, был ли реальный прототип у «графини Отакойто» и её степного заповедника в середине XIX века, или всё это – гениальный вымысел. Однако, для нас этот вопрос важен, но не принципиален. Современники высоко оценивали компетентность и правдивость Е.Э. Дриянского в литературных описаниях быта псовой охоты. Будучи практиком и личным участником этих охот, он вполне мог придти к необходимости создания таких заповедников, проект которого выдвинул в художественной форме. [3, предисловие, с. 10-11; 4].
Тем не менее, нам интересно, был ли всё-таки у заповедника, описанного Е.Э. Дриянским, реальный прототип? В труде Н.Ф. Реймерса и Ф.Р. Штильмарка, известных специалистов в области охраны природы и заповедного дела, сообщается, что до 1917 г. в России существовало два частных степных заповедника: в имении Карамзиных в Самараской губернии (600 десятин), и в имении графини Паниной в Валуйском уезде Воронежской губернии [5]. Город Валуйки, центр тогдашнего уезда, находится в 150 км юго-западнее мест, описанных у Е.Э. Дриянского, однако в Воронежской области, и при том всего в 60 километрах к северу от упомянутого г. Бобров, имеется райцентр Панино [1]. Возможно, графиня Панина владела имениями не только в Валуйском уезде Воронежской губернии, но и в тех местах, где сейчас расположен райцентр Панино, что, в свою очередь, позволяет допустить существование в середине XIX века охраняемого степного участка там, где он описан у Е.Э. Дриянского. Если в «Записках мелкотравчатого», действительно, идёт речь об имении графини Паниной, то проясняются мотивы замены подлинной фамилии владелицы на вымышленную «графиня Отакойто» - род Паниных был известным.
Е.Э. Дриянский первым в русской литературе создал реалистический образ крупного хорошо охраняемого степного участка с элементами управляемого степного природопользования. Этот мыслеобраз в конечном итоге материализовался в создании существующего и поныне первого в России и частного, и степного заповедника в имении Фальц-Фейнов.
Ещё раз отдавая дань смелости и новаторству автора, подчеркнём, что «Записки мелкотравчатого» относятся к середине XIX века. Это было время подъёма и расцвета русского трансформизма, рассматривавшего степную природу как подлежащую переделке под сельскохозяйственные нужды человека. Это было время, когда активно распахивались целинные земли в степях юга России. Естественно, сохранению степей не уделяли должного внимания ни частные лица, ни государство. Вот, на каком фоне Е.Э. Дриянский, по существу, предлагает широкому кругу читателей проект охраняемой степной территории, на полвека опередив зарождение российского заповедного дела, в том числе И.К. Пачоского, Ф.Э. Фальц-Фейна, В.В. Докучаева, В.В. Алёхина [2].
В заключение отметим, что в вопросе о реальном существовании заповедника «графини Отакойто» рано ставить точку. Возможно, ответ на этот вопрос лежит в архивах Воронежской и Тамбовской областей и ждёт своих исследователей. Если документы, подтверждающие существование этого заповедного участка, будут введены в научный оборот, они послужат доказательством того, что первый частный степной заповедник был создан в Российской Империи на полвека раньше, чем принято считать.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Атлас Воронежской области. – М., ГУ Геодезии и картографии при Сов. Мин. СССР, 1968. – 32 с.
2. Вайнер (Уинер), Д.Р. Экология в Советской России: Пер. с англ. / Д.Р. Вайнер (Уинер). Послесл. и ред. Ф.Р. Штильмарка. – М.: Прогресс, 1991. – 400 с.
3. Дриянский Е.Э. Записки мелкотравчатого / Е.Э. Дриянский. – М.: Сов. Россия, 1985. – 208 с.
4. Мачеварианов П.М. Записки псового охотника Симбирской губернии / П.М. Мачеварианов. – М., 1876. – с.IV.
5. Реймерс Н.Ф., Штильмарк Ф.Р. Особо охраняемые природные территории / Н.Ф. Реймерс, Ф.Р. Штильмарк. – М.: Мысль, 1978. – 295 с.