ИСТОРИКО-ЭКОЛОГИЧЕСКИЙ АСПЕКТ ОСВОЕНИЯ СТЕПЕЙ СЕВЕРНОЙ ЕВРАЗИИ

Географический ландшафт является закономерным сочетанием компонентов экосистемы (геосферы, биосферы, климата и т.д.), и представляет собой разнообразные экологические ниши, естественные биотопы. С появлением производящего хозяйства воздействие человека на экосистему резко усиливается, и морфология ландшафта может полностью измениться. Естественные биотопы лесов превращаются в антропогенно-природные биотипы лугов и пастбищ, биотипы саванн и степей - в пустыни. Далее возможно появление антропогенных (техногенных) биотипов – поселений, протополисов, городов, ритуальных сооружений (могильников, захоронений), полей, мест содержания скота, распространение различных видов культурной флоры и фауны.
Есть мнение, что исторические конфликты между культурами и цивилизациями древности привязаны именно к неблагоприятным по климатическим показателям годам, когда кочевое население степи приближалось к зоне лесов, вслед за наступающей степью. Земледельцы (время от времени контактирующие с кочевниками) естественно пытались защищать свои дома, поля, колодцы и главное места водопоя, так как сами держали некоторое количество домашнего скота. Что ж, вполне можно предположить, что конфликты различных культур (например, кочевников и земледельцев) могут быть связаны (а вероятно и начинаются), с процессов изменения климата, в первую очередь аридизации, причем аридизации как локальной, так и глобальной, охватывающей огромные площади.
Может быть, именно периоды аридизации климата и послужили предтечей мощных миграций, а соответственно и военных и политических конфликтов? Однако Л.Н. Гумилев отмечал, что «… грандиозные стихийные бедствия не влияли ни на смену формаций, ни на культуру, ни на этногенез. Они воздействовали только на хозяйство, а через него на уровень государственной мощи кочевых держав, ибо те слабели в экономическом и военном отношении, но восстанавливались, как только условия жизни приближались к оптимальным…» [2].
Отметим, что вряд ли население степей, кочевники, зависящие от природы и от стад лошадей и овец, стало бы долго терпеть неблагоприятные климатические коллизии. Год – два засухи, или наоборот многоснежные зимы с частыми оттепелями, лишающие возможность пускать скот на тебеневку. Либо уходи в поисках лучшей доли, либо умирай с голоду (в общем-то это и есть «пассионарный толчок» по Л.Н. Гумилеву)… Понятно, что уходить могли не все, кто-то оставался, пережидал, переживал плохие времена (или умирал)... Но, всё же, не постепенные процессы (десятки и сотни лет) «наступления степи на лес или леса на степь» могли дать толчок к глобальному (или локальному) переселению, смены хозяйствования, усилению одних этносов и исчезновению других, а всего лишь несколько неблагоприятных (или благоприятных?) лет…
До сих пор остается открытым вопрос – с чем связано «великое переселение народов» на рубеже эр (I в. до н.э. – III-V вв. н.э.). Большинство исследователей связывают миграционные процессы с изменением климатических факторов, не всегда (а практически крайне редко) учитывая экологический фактор (в понимании его как воздействие человека на экосистему). Существуют следующие основные гипотезы миграций:
• изменение климата;
• социально-политические аспекты;
• рост населения (демографический аспект, связанный в первую очередь с благоприятными условиями жизнеобитания);
• экологические проблемы.
Связывать мощные миграции определенных этносов с негативными климатическими изменениями вряд ли целесообразно. Хорошо известно, что и миграции, например, гуннов и монголов связаны не с ухудшением климатических условий в местах их жизнеобитания, а скорее, наоборот, с длительными и благоприятными климатическими условиями степи, и соответственно с ростом благосостояния и усиления этноса.
А.Д. Таиров отмечает, что движения кочевых племен (исходной территорией обитания которых были районы Северо-Западного и Северного Китая и Монголии) происходили в несколько этапов, с разной интенсивностью, и были направлены в разные регионы. Миграции, отмечает А.Д. Таирова, связаны исключительно с изменением природных экологических условий с IX-VIII вв. до н.э., под которыми понимается смена климатических условий в сторону увлажнения и уменьшения аридизации [6]. Данные процессы привели к усилению кочевых цивилизаций, к возможности быстрого освоения новых территорий.
Согласно Л.Н. Гумилеву социально-политические причины миграций и, соответственно, освоения новых территорий в той или иной степени зависят от благосостояния населения. А.Д. Таиров отмечает, что «… первопричинами изменения этнокультурной ситуации в тех или иных областях степной и лесостепной зоны Евразии, первопричинами миграций, как локальных, так и глобальных, были не только изменения климата. Не меньшую, а в некоторые эпохи даже и большую роль играли экономические и политические интересы различных слоев как кочевых, так и оседло-земледельческих обществ. Массу примеров того или иного рода нам дает история населения степи и лесостепи Евразии в период средневековья и нового времени. Однако отсутствие письменных источников для более ранних эпох заставляет нас конструировать определенные схемы призванные не только объяснять происходившие этнокультурные трансформации, но и понять причины их вызвавшие. В этих условиях важно помнить, что реальная история кочевых и полукочевых обществ гораздо сложнее и динамичнее, чем мы ее представляем, создавая свои схемы…» [6].
Однако миграции могли быть вызваны и экологическими проблемами, связанными с ростом населения, и соответственно с увеличением количества домашних животных. И именно этот вопрос до сих пор остается спорным. Н.А. Хотинский отмечает, что «…не следует преувеличивать рост численности скотоводов–кочевников рассредоточенных на огромных пространствах Евразии. Неприемлемо и представление о грандиозности масштабов превращения степей в «бесплодные пустыни» из-за неумеренного выпаса скота…» [7]. С одной стороны это правильный подход, так как кочевники в прошлом, а их потомки в и настоящее время, достаточно трепетно относятся к пастбищам, не позволяют длительно пасти скот на одном месте… «Степь должна отдохнуть» - говорят они. Приведем пример – и в XVIII, и в XIX веке в России были отдельные регионы, где запрещалась землепашество, а также выпас овец и коз, только заготовка сена и выпас лошадей (например, Сальские степи на землях Ростовского казачьего округа). Местное население очень трепетно относилось к экосистеме степей, «Овца степь ест...» - говорили они.
В древности в ряде случаев могли возникать определенные участки, пусть локальные, где нагрузка на степные экосистемы резко возрастала – в местах постоянных встреч групп и племен, у водопоев и т.д. С другой стороны длительные благоприятные климатические условия могли способствовать резкому росту населения и домашних животных и в свою очередь увеличить нагрузку на степь, что могло интенсифицировать негативные экологические процессы, и в первую очередь, воздействие на почвенный покров
В зоне степей Северной Евразии с возникновением производящего хозяйства (скотоводства и земледелия) в неолите-энеолите антропогенная эволюция почв со временем наложилась на природную. Антропогенная эволюция почв в той или иной степени характеризуется периодичностью, которая в свою очередь определяется длительностью существования техногенных или агротехногенных систем, сменой технологий, при этом почва испытывает и влияние природной периодичности, образуя с ней сложные сочетания. Даже кратковременное земледельческое воздействие на почвенный покров вызывает изменения в генетическом профиле (особенно это касается засоленных почв). Воздействие на солонцы лесостепного и степного Зауралья, даже в течение всего нескольких десятилетий, вызвало серьезные изменения в почвенном профиле: исчезла элювиально-иллювиальная дифференциация гумусового и солонцового горизонта, усилилась засоленность, увеличилось количество натрия, снизился запас лабильного гумуса и степени его гуматности в поверхностных горизонтах, в пахотных горизонтах резко возросло количество карбонатов и ослабела гидрогенная аккумуляция карбонатов [3].
Ирригационное земледелие, несомненно, внесло существенный вклад в процессы деградации почв. В зонах ирригационного земледелия были выкопаны многочисленные каналы для подвода воды, например, на юге Узбекистана известен магистральный канал I-IV вв. до н.э., забиравший воду из Сыр-Дарьи, а в древнем Хорезме с VI в. до н.э. по V в. н.э. были построены многочисленные каналы, подходившие практически к пескам пустыни и резко расширявшие зону земледелия. Ширина каналов достигала 100 метров, а их длина – сотен километров. Вследствие заиливания каналов рядом с ними рыли новые, и, в конечном итоге, огромная территория выпадала из зоны сельскохозяйственного освоения. Отметим, что один из крупнейших каналов, длиной 1728 км известен в еще Восточном Китае (начало строительства в 540 г. до н.э.) [3].
Например, в Древней Месопотамии, с высокими летними температурами (до 30 – 50?С в тени) и отсутствием дождей 8 месяцев в году было возможно только ирригационное земледелие. Устройство сложной системы каналов, дамб, водохранилищ и шлюзов требовало огромных усилий и терпения. Каналы часто заиливались, приходилось систематически проводить работы по углублению дна, причем со временем берега канала вырастали настолько (из-за объема выбрасываемого материала), что приходилось делать новый канал, параллельно прежнему [4]. Наибольшую угрозу для сельского хозяйства Месопотамии представляло засоление почв, связанное с разливами рек и засоленными грунтовыми водами и практика «экстенсивного земледелия», когда владелец просто переходит на другой участок, заново налаживая систему орошения. В результате коркой соли покрывались все большие и большие площади. Не нашествие монголов в XIII веке положило конец процветанию Месопотамии, а длительное сельскохозяйственное освоение (в той или иной степени наложенное на аридизацию климата).
Серьезное воздействие на почвенный покров оказывали и военные действия, особенно в аридных и семиаридных климатических зонах. В.П. Чичагов отмечает, что «…на протяжении древней истории, 3000 лет до н.э. отмечено 117 войн, из них 52 войны в аридных областях, т.е. одна война приблизительно за 6 лет. В средние века за 1200 лет (400-1600 гг.) произошло 163 войны, из них 44 в аридных областях, т.е. приблизительно одна война в 30 лет… В пределах афро-азиатского аридного пояса геологические, геоморфологические и природные последствия проведения войн и военных операций сопровождаются вызванными ими дорожными разрушениями и сопутствующей пастбищной дигрессией…» [8].
Отметим, что в степях Северной Евразии эпохи средней бронзы также возникли укрепленные поселений («протогорода»). Например, в «Стране Городов» на территории Башкирии, Южного Зауралья и Сев. Казахстана насчитывается около 30 укрепленных поселений аркаимско-синташтинской культуры (Аркаим, Синташты и др.). Подсчеты Л.Л. Гайдученко показывают, что население Аркаима могло составлять 1300-1900 человек, а аналогичного поселения Синташты – 1400-2100 человек [1].
Ряд авторов [5] на основе анализа стабильных изотопов кислорода (выделенных из гумуса почв и кости) и карбонатов делают выводы об изменениях климата и соответственно палеоэкологической обстановки за последние 4000 лет (правда, в основном для пустынных степей юго-запада Русской равнины). Но авторами делается достаточно глобальные выводы, и абсолютно не обозначены процессы, связанные с антропогенным воздействием, хотя авторы и отмечают, что «…Если же мы объединим реконструкцию аридности на одном объекте, то мы можем получить реконструкцию антропогенной нагрузки на ландшафт…» [5]. Изучение древнего антропогенного воздействия на степи Евразии практически не проводится из-за отсутствия надежных и, что немаловажно, недорогих методов реконструкции.
Традиционные почвенные методы здесь бессильны, а литолого-микроморфологический анализ почему-то игнорируется [3]. Немногочисленные (в основном) и весьма дорогостоящие методы изотопного анализа не дают целостной картины и возможности точных расчетов (с учетом среднестатистических ошибок). Хорошо известно (и в последнее время появляются публикации именно археологов), что в частности радиоуглеродный анализ уже не способен «нести» информацию, необходимую именно для археологии. В первую очередь это связано с неточностью метода и соответственно большим «разбросом» дат. В основном археологи анализируют гумус культурного слоя или угли из культурного слоя, однако, хорошо известно, что даже 1 % содержания современного углерода в древнем образце способен снизить точность даты в несколько раз! Неквалифированный отбор и малое количество образцов (вне возможности применения статистических анализов) чаще всего и дают серьезную ошибку в датах.
Отметим, что современные проблемы деградации степей начались не несколько десятков, или сотен лет назад, а вероятно гораздо раньше. И не климатические изменения привели к гибели изученных, или ещё неизученных цивилизаций степей Северной Евразии, а длительное, многотысячелетнее воздействие на степную экосистему.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Гайдученко Л.Л. Характер эксплуатации и наполняемость укрепленных поселений эпохи средней бронзы Южного Зауралья // Экология древних и современных обществ. Вып. 2. – Тюмень: ИПОС СО РАН, 2003. – С. 115-116
2. Гумилев Л.Н. Древняя Русь и Великая Степь. – М.: ДИ-ДИК, 1997. – 542 с.
3. Каздым А.А. Историческая экология. – М.: «ИП Скороходов», 2008. – 209 с.
4. Ллойд С. Археология Месопотамии. – М.: Наука, 1984. – 230 с.
5. Рысков Я.Г., Демкин В.А., Николаев В.И. Реконструкция климатических изменений за историческое время с использованием методов геохимии стабильных изотопов // Экология древних и современных обществ. Вып. 2. – Тюмень: ИПОС СО РАН, 2003. – С. 85-87
6. Таиров А.Д. Изменения климата степей и лесостепей Центральной Евразии во II-I тыс. до н.э. Материалы к историческим реконструкциям. – Челябинск, 2003. – 67 с.
7. Хотинский Н.А. Климат и человек в голоцене аридных и гумидных зон Северной Евразии // Аральский кризис. – М.: ИЭА РАН, 1991. – С. 48-67.
8. Чичагов В.П. Новые пути в изучении антропогенной эволюции аридных регионов // Многоликая география. – М.: Товарищество научных изданий КМК, 2005. – С. 237-259.

А.А. Каздым