КОМПЛЕКСНАЯ ПОЛУПУСТЫНЯ: ЛАНДШАФТНАЯ СТРУКТУРА, ПАСТБИЩЕПОЛЬЗОВАНИЕ И РЕГИОНАЛЬНЫЕ ОСОБЕННОСТИ ОПУСТЫНИВАНИЯ

 

Глобальная проблема опустынивания, привлекшая к себе пристальное внимание мирового сообщества в последнее тридцатилетие, вызвала необходимость изучения этого мощного явления. Его всеобщие свойства были обнародованы в документах международных форумов по опустыниванию. Поскольку все глобальные географические явления находят свое воплощение на региональном и даже локальном уровнях, постольку в вышеупомянутых документах и последующих затем научных разработках обращалось особое внимание на необходимость этих конкретных исследований в связи с их недостаточностью [2, 3, 8].
Исследования коллектива кафедры физической географии и ландшафтоведения географического факультета Московского университета 1960-1990 гг. в степных и полупустынных регионах, связанные с разработкой ландшафтных и ландшафтно-прикладных карт для ряда крупных регионов (Казахстана, Алтайского края, Калачской возвышенности, Волго-Уральского междуречья Прикаспийской низменности) не могли не выйти на процессы опустынивания. Но особенно продуктивными в этом отношении оказались локальные многолетние, приближающиеся к мониторинговому типу, наблюдения в Прикаспии на полупустынном Джаныбекском стационаре РАН, расположенном в 25 км к северо-востоку от оз. Эльтон.
Господствующий здесь ландшафт древнеморской аккумулятивной суглинистой равнины (абс. выс. 25-27 м) с доминированием в его структуре сложного урочища солонцово-пустынно-степного комплекса, включающий кроме того лугово-степные падины и луговые лиманы, широко распространен в Северном Прикаспии [6]. В связи с этим разработки, выполненные на его основе, можно считать достаточно репрезентативными для региона в целом.
При изучении проблемы опустынивания чрезвычайно большую роль играет знание морфологической структуры ландшафта, всесторонний анализ взаимосвязей исследуемой геосистемы. Рассматриваемый трехчленный комплекс представляет собой систему сопряженных урочищ. Несмотря на малую амплитуду относительных высот, не превышающую 45-50 см, урочища располагаются в соответствии с четко выраженной вертикальной ярусностью, являющейся одним из существенных свойств этого ландшафта, столь характерного для комплексной прикаспийской полупустыни [7].
Зональным элементом в составе трехчленного комплекса являются урочища микропотяжин и микросклонов (МС), характеризуемые светлокаштановыми солонцеватыми почвами и злаково-полукустарничковой растительностью с проективным покрытием до 60-70%. МС занимают 26% площади комплекса. С ними сопряжены урочища микрозападин (МЗ) степного типа и солонцовых микроповышений (МП) пустынного типа. Развитие МЗ связано с дополнительным увлажнением, МП – с засолением. Они рассматриваются в качестве экстразональных элементов в структуре данного полупустынного ландшафта. В МЗ проективное покрытие разнотравно-житняково-ковыльного травостоя достигает нередко 100%. Они занимают 24% площади комплекса.
МП являются высшим ярусом в вертикальной структуре солонцово-пустынно-степного комплекса. Они занимают не менее половины его площади. Проективное покрытие полукустарничковой растительности с преобладанием прутняка на солонцах разной степени солончаковатости-солончаковости едва достигает 50%. В урочище МП, в первую очередь и в наиболее сильной степени, проявляется антропогенная (пастбищная) деструкция, служащая толчком для последующей дефляции.
Всесторонний анализ взаимосвязей помогает вскрыть причины указанных явлений и механизмы осуществляющихся при этом процессов. Изменения наиболее подверженного воздействию блока элементов геосистемы – почвенно-растительного покрова – привлекают внимание исследователя в первую очередь [4]. Например, обилие солей в надсолонцовом горизонте солонца солончакового в период наибольшей засушливости (июль-август), вероятно, можно рассматривать как причину повышенной рыхлости субстрата МП сравнительно с таковым МС и МЗ. Если рыхлость, связанная с подобной засоленностью, – причина неустойчивости, то слоисто-пористая структура надсолонцового почвенного горизонта, как, вероятно, всякая структурированность, может рассматриваться в качестве некоторого залога устойчивости. Последнее свойство, хотя и достаточно слабое, но постоянно проявляющееся во многих наблюдаемых процессах, удавалось выявить при тщательных, многократных, наблюдениях на пастбище. Однако, слоистость так же свойственна верхнему горизонту почв МЗ и МС, что можно объяснить единством погодно-климатических факторов в почвообразующих процессах, вызывающих сезонные криогенные явления [1]. Последними в качестве предположения, требующего дальнейших исследований, можно попытаться объяснить формирование слоистой структуры верхнего почвенного горизонта во всех урочищах трехчленного комплекса.
Солонцеватость степных и полупустынных почв МС и МЗ в отличие от солончакового характера почв МП способствует большей связности частиц, большей прочности слоистой структуры, следовательно, значительно меньшей подверженности распылению под влиянием выпаса. В результате поверхность МЗ и МС более устойчива как к выпасу, так и к дефляции, чем поверхность МП. Поэтому МП в силу слабой устойчивости надсолонцового горизонта, связанной с солончаковостью, низким проективным покрытием растительности становятся проводниками процесса опустынивания в солонцово-пустынно-степном ландшафте Северного Прикаспия.
Важнейшую роль в процессе опустынивания играют особенности природопользования, а именно пастбищное скотоводство с преобладанием в структуре стада мелкого рогатого скота с его особенностями стадного поведения, повышенным давлением на субстрат, определенной кормовой предпочтительностью сравнительно с другими пастбищными животными.
Полностью роль каждого элемента трехчленного комплекса в структуре и процессе опустынивания изучаемого пастбищного ландшафта удается выявить при наблюдениях за их использованием в ходе выпаса различных видов скота и в различные сезоны. Этому помогает тщательный и многосторонний анализ взаимосвязей природной и производственной подсистем данного природно-антропогенного ландшафта. Особенно в ходе анализа выявляется значимость системного подхода при изучении таких сложных, многоэлементных объектов-явлений как пастбищные ландшафты [4].
При первоначальном наблюдении процессов на пастбище создается впечатление более или менее равнозначного использования всех структурных морфологических единиц ландшафта: МС, МЗ и МП. Лишь многолетние наблюдения, позволяющие выявить стадийность деструктивной динамики (дигрессии), изменчивость в ходе сезонного развития, различия в последовательности поедания кормовых видов, раскрывают весь спектр разнообразия взаимосвязей изучаемой природно-антропогенной системы.
Наблюдения 1999-2000 годов вскрыли такую особенность как предпочтительное использование МП с господством в растительном покрове прутняка животными всех выпасаемых видов не только осенью, когда здесь полукустарнички образуют наибольшую массу, но и летом, когда молодые поедаемые побеги прутняка находятся в состоянии роста и достигают высоты не более 3-7 см. Тогда как в это же время, в июне-июле, МЗ покрыты обильным сочным достаточно отросшим травостоем (до 30-50 см) из разных ценных кормовых злаков (житняка гребенчатого, тонконога, типчака) и люцерны романской. Однако всем кормам предпочитался прутняк.
Некоторую роль в асинхронности деструктивных процессов играет то, что животные предпочитают пастись на обширных приподнятых участках МП, чем спускаться в густые спутанные, а для овец и труднопроходимые, высокие заросли МЗ. МС – пологие окраины МП с их достаточно разреженной и невысокой растительностью – по ходу выпаса все же частично включаются в процесс пастьбы. Крупный рогатый скот заходит изредка и в злаково-разнотравные урочища МЗ, выборочно скусывая высокие питательные травы. И все же осенью отплодоносившая, достигшая высоты не менее 60 см люцерна, почти нестравленная, создавала темно-серый аспект во многих МЗ на участках не только умеренного, но и среднего сбоя.
В результате, в то время как солонцовые пустынные МП деградируют, зональные полупустынные микросклоны и особенно степные урочища МЗ еще долго сохраняют хотя бы минимальное разнообразие структуры ландшафта. Даже на чрезмерных прифермских сбоях, когда на МП зафиксирована практически обнаженная светло-палевая сильно денудированная поверхность почвы, здесь же МЗ еще слабо зеленеют за счет стравленного, угнетенного, низкорослого житняка гребенчатого и полусорного эксплерента лапчатки вильчатой, а МС с покровом полынка представляют их сизоватую оторочку. То есть рисунок трехчленного комплекса, хотя и очень упрощенный, сохраняется за счет его не уничтоженных до конца склоновых и западинных морфологических структурных единиц.
Таким образом, до предела деградированным оказывается, прежде всего, пустынный элемент данного сложного комплекса. На нем наблюдаются интенсивные эоловые процессы (разномасштабные вихри). В прочих урочищах жизнь еще «теплится», они долго не переходят порог устойчивости, следовательно, восстановить их вполне возможно. Сказать то же самое о МП затруднительно.
В результате, напрашивается вывод о том, что опустынивание в комплексной полупустыне захватывает вместе с пастбищной дигрессией предпочтительно пустынный компонент комплекса, доводя его до состояния бедленда путем дефляции. На полупустынный и степной компоненты влияет лишь выпас, вызывая сильнейшее стравливание, упрощение и перерождение структуры фитоценозов. Дефляции они практически не подвержены, так как здесь не образуется достаточных по площади обнаженных плешин, даже при незначительном проективном покрытии (до 10-15%) травостой способен ослабить ветер, снизив его скорость до величины, при которой дефляция здесь не состоится. Кроме того, играет, конечно, определенную роль положение МЗ и МС в нижних ярусах. Таким образом, в данном случае, дефляции подвержен в первую очередь и в большей степени верхний элемент в ярусной структуре ландшафта. Однако, этого нельзя сказать о холмиках-сусликовинах, являющихся структурными элементами МП, возвышающимися над их поверхностью на 20-50 см. Их следует рассматривать как препятствие на пути ветра, определенный тормоз, роль которого в процессе опустынивания еще до конца не ясна.
Высокая степень разнообразия ландшафта, ведущая как следствие к дифференцированному использованию, асинхронности в процессе дигрессии, далее к предпочтительному характеру дефляции и в результате к основанному на всем этом выборочному опустыниванию – все это заложено в особенностях исследуемого солонцово-пустынно-степного комплекса прикаспийской полупустыни.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Горбунова И.А. Факторы и формы проявления криогенеза в почвах Казахстана  // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 5. Геогр, 1978, № 6.
2. Залетаев В.С. Экологическая сущность опустынивания как явление дестабилизации природной среды // Аридные экосистемы. 1997, Т. 3, № 6-7.
3. Зонн И.С. Конференция ООН в Найроби: проблема опустынивания 20 лет спустя. // Аридные экосистемы, 1997, Т. 3, № 6-7.
4. Копыл И.В. Динамика пастбищных ландшафтов и тенденции опустынивания в Прикаспийской полупустыне // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 5. Геогр, 2002, № 2.
5. Копыл И.В. Естественные кормовые угодья как объект ландшафтно-географических исследований // Вестн. Моск. ун-та. Сер.5. Геогр, 1986, № 2.
6. Копыл И.В., Николаев В.А. Физико-географическое районирование Прикаспийской низменности по материалам космической съемки // Вестн. Моск. ун-та. Сер. Геогр, 1984, № 1.
7. Николаев В.А., Копыл И.В., Пичугина Н.В. Фациальная структура полупустынного ландшафта в Северном Прикаспии // Вестн. Моск. ун-та. Сер. Геогр, 1995, № 2.
8. Толба М. Опустынивание – общечеловеческая проблема // Проблемы освоения пустынь, 1978, № 3.