КОРЕЙСКАЯ ДИАСПОРА ЮЖНОГО ПРИУРАЛЬЯ В КОНТЕКСТЕ ОСНОВНЫХ ЭТАПОВ ИСТОРИИ СТРАНЫ

THE KOREAN DIASPORA OF THE SOUTHERN URALS IN THE СОТЕХT OF MAIN STAGES IN THE HISTORU OF THE COUNTRY

 

Г.П.Ким

G.P.Kim

Федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение
высшего профессионального образования

«Оренбургский государственный университет»

(460018, Россия, г. Оренбург, ГСП, пр. Победы, 13)

Federal State Educational budget Institution of the  higher education

«Orenburg State University»

(Russia, Orenburg, 460018 Pobeda Avenue, 13; е-mail: post@mail.osu.ru)

 

Южное Приуралье исторически формировалось как многонациональный регион. Формирование и развитие этнокультурного и поликонфессионального многообразия, характерного как для общегосударственного, так и для регионального уровней, представляются особенно важными составляющими исторического развития российской государственности.

Исследование моделей пересечения государственной политики и этнических запросов как автохтонных народов, так и вошедших в состав российской нации в течение последних 150 лет, представляет не только научный интерес, но и является жизненно необходимыми для создания условий сосуществования народов в полиэтничном регионе. В качестве объекта исследования в статье рассматривается корейская диаспора.

Historically Southern Urals has formed a multi-ethnic region. The formation and development of ethno-cultural and multi-confessional diversity actually characteristic for both nationwide and for the regional levels are especially important components of the historical development of Russian statehood.

The study of  models of public policy and ethnic requests  intersection  for  autochthonous peoples, and also for  ethnic groups joined the Russian nation for the past 150 years, is not only of scientific interest, but is also vital to create conditions for the coexistence of peoples in multiethnic region. Korean diaspora presented as the object of study in the article. 

Южное Приуралье вследствие уникального геополитического положения на стыке Европы и Азии исторически формировалось как многонациональный регион, где шло интенсивное этнокультурное взаимодействие разных групп населения. Вполне возможно, что свою лепту в эту важнейшую характеристику края внесло  формирование в течение столетий культурогенеза и этнической карты этой юго-восточной окраины России.

Отличительной особенностью российского социума на всех этапах его развития являлся высокий уровень полиэтничности, превышающий в настоящее время мировой показатель более чем в три раза. В этой связи формирование и развитие этнокультурного и поликонфессионального многообразия, характерного как для общегосударственного, так и для регионального уровней, представляются особенно важными составляющими исторического развития российской государственности [3].

Безусловно, в формировании поликультурности нельзя видеть только положительные факторы, игнорируя активные ассимиляционные процессы, часто инициируемые государством и способные «размыть» черты этнокультурного многообразия. Исследование моделей пересечения государственной политики и этнических запросов как автохтонных народов, так и вошедших в состав российской нации в течение последних 150 лет, представляет не только научный интерес, но и является жизненно необходимыми для создания условий сосуществования народов в полиэтничном регионе.

Корейская диаспора с самого начала добровольного переселения на российскую землю стремилась к интеграции в российское социокультурное пространство, к осознанию страны, давшей приют в сложнейшие периоды истории корейского народа, как второй родины. Достаточно показательным в этом плане является активное принятие корейцами российского подданства и переход в православие [7]. С одной стороны, конфессиональное самоопределение становилось основополагающей возможностью принятия российского гражданства, с другой – православная религия для корейцев-переселенцев не была чем-то чуждым, непонятным и неприемлемым в силу национальных традиций, складывавшихся столетиями. Напротив, корейцев привлекала в русскую православную церковь общность её религиозных устоев с конфуцианским учением, в частности, поминание усопших, почитание старших и т.д. [2]. В Корее православное церковное представительство при Русской дипломатической миссии существовало с 1897 года. Следует отметить, что центры религиозно-нравственного просвещения корейцев возникли в регионах, куда массово переселялись корейцы: в Приморье, в Забайкалье, в Восточной Сибири. Корейские юноши получали конфессиональное образование также в духовных семинариях центральной России. Не меньшее значение для возрастающей на российском Дальнем Востоке корейской диаспоры имело светское образование, формирование национальной образованной интеллигенции [4].

Переход в российское подданство, обозначавший обретение законного правового статуса, позволял служить в армии. Это обстоятельство рассматривалось корейцами как уравнивание в правах с русским и другими народами империи, они охотно служили и гордились этим. Согласно исследованиям некоторых современных учёных [6], к службе в российской армии корейцы стали привлекаться с 1910 года, однако рядом косвенных источников подтверждается их участие в военных действиях во время русско-японской войны. Единичные свидетельства встречаются и в архивных данных Центра документации новейшей истории Оренбургской области (ЦДНИ ОО) [11].

Основные этапы развития корейской диаспоры как достаточно многочисленного национального образования  свидетельствует о нераздельной её связи с исторической судьбой России. Важнейшими из достоверных свидетельств, зафиксировавших подобные факты, следует признать данные центральных и региональных архивов, а также переписей населения. Так, Первая Всероссийская перепись 1897 года корейцев в исследуемом нами регионе не зафиксировала. Однако в фондах Государственного архива Оренбургской области (ГАОО) за 1901 год хранятся дела о принятии российского подданства и православного вероисповедания корейцами [1]. Причины и направления самостоятельного переселенческого движения корейцев с Дальнего Востока до настоящего времени остаются белыми пятнами в отечественной историографии и представляются обширным полем для исследования. Отношение к национальным меньшинствам, в том числе и к корейцам, регулировалась центральными органами власти как в дореволюционный, так и в советский периоды.

В советский период, до начала депортации корейцев с Дальнего Востока, массового их расселения по разным регионам страны, в том числе и в Оренбуржье не было. Однако можно предположить, что в документальное поле ЦДНИ ОО, бывшего партийного архива, попали только те, кто состоял на партийном учёте, был работником партийных или советских органов в 1920-1930-х годах. Личные дела репрессированных изымались из архивов и попадали в НКВД.  Нашу исследовательскую гипотезу подтверждают десятки корейских фамилий, зафиксированные в Книге памяти жертв политических репрессий Оренбургской области.  Уточнения данных этого источника, полученных из регионального УФСБ РФ, свидетельствуют об общности и трагизме судеб граждан СССР вне зависимости от национальной принадлежности  [5;10].

Депортацию корейского народа с мест традиционного расселения на Дальнем Востоке в  Среднюю Азию и Казахстан, безусловно, следует отнести к политическим акциям, мерой репрессивного «наказания» неблагонадёжных, подозреваемых, превентивно обвиняемых. Осуществлённая накануне Великой Отечественной войны тотальная депортация стала основной причиной отказа корейцам в массовом призыве в действующую Красную Армию, несмотря на зафиксированное Управлением НКВД СССР «удовлетворительное политико-моральное состояние корейского населения». В 1942-1946 годах трудоспособное корейское население призывалось в основном в трудовые армии и рабочие батальоны. Постановление ГКО СССР от 14.10.1942 г. (№ 2414 с грифом «секретно») «О мобилизации в Узбекской, Казахской, Киргизской и Туркменской ССР военнообязанных для работы в промышленности, строительстве железных дорог и промышленных предприятий» позволяло мобилизацию через военкоматы дееспособных мужчин и женщин в военизированные формирования, сочетавшие в себе элементы военной службы, производственной деятельности и гулаговского режима содержания. Положение мобилизованных в таких соединениях регламентировалось инструкцией НКВД СССР от 24.12. 1942 г., а также директивным письмом НКВД союзных и автономных республик, датированным ноябрем 1943 г. Кроме корейцев порядок содержания трудмобилизованных напрямую касался немцев, финнов, крымских татар и ряда других этносов [9].

Среди событий послевоенной истории страны, выявивших стремление корейцев доказать причастность к своей второй родине, следует выделить период освоения целины.  По Указу Верховного Совета СССР (1946 г.) о восстановлении в гражданстве лиц, утративших его в силу разных причин, в страну на освоение целинных и залежных земель во второй половине 1950-х годов прибыло большое количество реэмигрантов из Китая. В их числе было немало корейцев. Анализ дел, переданных на архивное хранение в начале 90-х годов в составе рассекреченного фонда УФСБ по Оренбургской области, свидетельствует о том, что решения о возвращении на родину, с которой имели кровные связи, принимались реэмигрантами вполне осознанно. Многие честно изложенные в автобиографиях эпизоды – нелегальный переход границы, утрата по разным обстоятельствам советского гражданства, служба в царской и белой армиях, работа в иностранных фирмах, браки с иностранцами, родственники, выехавшие на жительство в страны Европы, Америку, Австралию или пропавшие без вести в Советской России (в основном в 30-е годы) – истолковывались проверяющими органами не в пользу возвращенцев.

Новый этап в истории корейской диаспоры исследуемого региона, безусловно, связан с распадом СССР, с периодом массовых миграций из бывших союзных республик так называемого «русскоязычного» населения, которому относятся и корейцы. К сожалению, к концу прошлого столетия утрата родного языка среди корейцев среднего и молодого поколения приобрела катастрофические масштабы. Конечно, этот процесс длился не один год и даже не десятилетие, начавшись с расформирования в местах нового обитания после депортации национальных школ, техникумов, педагогического вуза. Кроме того выжить в новых условиях без знания русского языка было невозможно.

Началом восстановления исторической справедливости стал закон «О реабилитации репрессированных народов», принятый в июне 1991 года. Многочисленные и продолжительные дискуссии по этой важной проблеме получили логическое продолжение в специальных Постановлениях Верховного Совета Российской Федерации, касающихся судеб сотен тысяч репрессированных, в том числе и корейцев [8].

По данным двух последних переписей число граждан корейской национальности, официально зафиксированных на территории Оренбургской области, растет. Правда, данные неофициальных источников зачастую не совпадают с официальной статистикой по целому ряду причин. В числе наиболее вероятных – замена этнической самоидентификации культурной, особенно в смешанных семьях. Далеко не последнюю роль  играет незнание языка и этнической культуры своих предков, слабое представление об исторических корнях, об основных этапах общей российской истории.

Корейская диаспора Оренбуржья не относится к числу многочисленных как в регионе, так и в Российской Федерации, но следует отметить рост её значимости в интеллектуальном, образовательном, культурном, производственном потенциале. За весь постсоветский период в регионе увеличилось количество корейцев среди школьников, студентов и преподавателей вузов, врачей, чиновников разного уровня, предпринимателей и других социальных слоёв современного российского общества. Безусловно, увеличение выше названных  показателей связано с глобальными процессами двух последних десятилетий, но также и с национальными особенностями этноса. К числу последних характеристик можно отнести стремление к получению образования, повышению социального статуса и уровня благосостояния, гордость за принадлежность к корейскому этносу, уважение к чужим культурам, открытость к межэтническому диалогу.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ:

  1. ГАОО. Ф. 11. Оп. 1. Д. 982, 1073, 1125, 1127, 1131, 1132, 1133, 1135, 1136, 1143, 1144, 1146, 1207, 1988.
  2. Ивановский Павел. Современное положение христианских миссий в Корее //Известия Восточного института. Владивосток, 1904. Т. 12
  3. Ким Г.П. Многонациональная культура Оренбуржья как исторически сложившийся феномен //Вестн. ОГУ. №76 (октябрь 2007). С.212.
  4. Ким Г.П. Корейцы России в системе государственно-конфессиональных отношений. // Государственнно-конфессиональные отношения: теория и практика. Международная конференция. Оренбург, 30 марта 2010 г.- Сб. статей. /Сост. Е.В. Годовова. Оренбург: ООО «Агентство «ПРЕССА», 2010. Т.2. С. 139-144.
  5. Книга памяти жертв политических репрессий Оренбургской области. Автор и составитель Г.В. Ермаков, член правления Оренбургского областного движения «Мемориал». Калуга: Золотая аллея, 1998. 415 с.
  6. Нам И.В. Российские корейцы: история и культура (1860-1925). М., 1998.
  7. Нестерова Е. Китайцы на российском Дальнем Востоке: люди и судьбы //Диаспоры. Независимый научный журнал. М., 2000. №1.
  8. Постановление Верховного Совета Российской Федерации от 1.04.1993 «О реабилитации российских корейцев».
  9. Рахманкулова А.Х. Об использовании трудового потенциала депортированных народов в Узбекистане в конце 1930-х – 1940-е годы //Этнографическое обозрение. 2006. №5. С.151.
  10. Справка УФСБ РФ по Оренбургской области от 11.01.2008 № Ки-397.
  11. ЦДНИ ОО. Ф.8003.Оп.2. Д.12. Л.23,27,33.