ВТОРАЯ ПАНДЕМИИ ЧУМЫ («ЧЕРНАЯ СМЕРТЬ») НА ПРОСТРАНСТВАХ ЕВРАЗИИ (XIII – XVI ВВ.)
THE SECOND PANDEMIC OF THE PLAGUE («BLACK DEATH») IN THE SPACES OF EURASIA (XIII - XVI CENTURIES)
Т.Ф. Хайдаров
T.F. Khaydarov
Казанский федеральный университет (Россия, 420008, г. Казань, ул. Кремлевская, 18)
Kazan Federal University (Russia, 420008, Kazan, Kremlin Str., 18)
e-mail: timkh2000@yandex.ru
На сегодняшний день существует достаточно сильное заблуждение относительно «Черной смерти». Автор была предпринята попытка комплексного осмысления данного факта на пространствах Евразии в исторической ретроспективе. На основе самый современных исследований теоретически осмыслить автор удалось показать процесс зарождения и дальнейшего распространения данного бедствия. Современные исследователи пришли к выводу, что «Черная смерть» явилась своеобразным Рубиконом в развитии средневековых сообществ. Однако, до сих пор теоретического осмысления данного факта на пространствах Евразии не произошло. Зачастую основная масса опубликованных на сегодняшний день исследований продолжают транслировать заложенные еще в XIV – XVI вв. клише. Главный из которых заключается в полном отрицании данного исторического явления на территории Золотой Орды и Руси. В то время, как последние исследования в области анализа генома бактерии чумы доказали, что именно степные районы Улуса Джучи и являлись тем регионом откуда начала свое победное шествие «Черная смерть». Однако, ее возникновение не являлось одномоментным фактом. Если исходить из информации полученных из текстов древнерусских летописей, то можно говорить о постоянных вспышках эпидемиях чумы, происходивших до начала «Черной смерти» на просторах Великой русской равнины. При этом, до сих пор не учитывался фактор одновременного параллельного хождения, имевших животное происхождение, нескольких эпидемических заболеваний. Поэтому авторы считают, что необходимо говорить сколько не о самой эпидемии «Черной смерти», сколько о наступлении целой исторической эпохи. Именно, в ходе последней и произошло возникновение современной России и проживающих на ее территории этносов.
To date, there is quite a strong misconception about the «Black Death». The author made an attempt to comprehensively comprehend this fact on the Eurasian space in historical retrospect. Based on the most up-to-date studies theoretically comprehend the author managed to show the process of origin and further spread of this disaster. Modern researchers came to the conclusion that the «Black Death» was a kind of Rubicon in the development of medieval communities. However, until now there has been no theoretical interpretation of this fact on the Eurasian space. Often the bulk of the studies published so far continue to be broadcast in the 14th-16th centuries. cliche. The main one is the complete denial of this historical phenomenon in the territory of the Golden Horde and Russia. While the latest research in the field of genome analysis of plague bacteria proved that it was the steppe regions of Ulus Djuchi that were the region from which it began its victorious procession «Black Death». However, its occurrence was not a one-step fact. If we proceed from the information obtained from the texts of ancient Russian chronicles, we can talk about constant outbreaks of plague epidemics that occurred before the beginning of the «Black Death» in the vast Russian Plain. At the same time, the factor of simultaneous parallel walking, having an animal origin, has not been taken into account until now, several epidemic diseases. Therefore, the authors believe that it is necessary to say how much is not about the epidemic of the «Black Death», but about the onset of the whole historical era. In the course of the latter, the emergence of modern Russia and the ethnic groups residing on its territory occurred.
Вторая пандемия чумы «Черная смерть» явилась своеобразным Рубиконом, разделивший эпоху Средних веков от Нового времени, средневековую схоластику от антропоцентризма и рационализма, феодализм от капитализма. По неподтвержденным данным общее число умерших по миру составило порядка 60-80 млн человек. Ее результатом явились как колоссальные социальные и политические потрясения, так и мощнейший технологических рывок. Возникший на руинах старого новый мир привнес в сообщества людей совершенно иные представления о государственном и административном устройстве, этнических, языковых, религиозных, межкультурных и межцивилизационных отношениях. В любом случае эти изменения для современников событий очень долго не были очевидны. Лишь в последнее время в научном сообществе были предприняты попытки комплексного переосмысления темы «Эпидемия Черной смерти и ее влияние на экономическое и общественное развитие». В результате были получены результаты по Западной Европе, Ближнему Востоку и отчасти Китаю. Однако, по евразийским степям аналогичных выводов пока не имеется.
На сегодняшний день среди специалистов историков существует достаточно сильное заблуждение относительно чумы. Несмотря на то, что большинство по заблуждению могут назвать основным возбудителем заболевания «вирус». Тогда в реальности дело обстоит несколько не так. Еще в 1894 г. французским врачом и бактериологом Пастеровского института Александром Йерсеном (1863-1943) было доказано бактериологическую природу чумы. Проводившиеся в XX в. полевые исследования позволили определить место и роль в распространения эпидемии данного заболевания природных очагов. Наиболее активные и крупные из них до сих пор располагаются в Нижнем Поволжье, Причерноморье, Северном Кавказе и Центральной Азии. Причем большую роль в их активизации может сыграть, как климатические изменения, солнечная или сейсмическая активность, так и антропогенный фактор [1, 5, 7, 10].
При этом в процессе дальнейшего распространения эпидемических заболеваний наиболее важную роль играли районы пересечения нескольких транспортных артерий. Именно здесь становилось возможным взаимодействие на достаточно ограниченном пространстве и в очень короткий временной промежуток времени, как различных по региону происхождению штаммов одного заболевания, так и различных видов эпидемических заболеваний [9]. Причем, процент вероятности обострения эпидемической ситуации зачастую зависел от снижения транспортных издержек в виде плохо развитой транспортной инфраструктуры. Именно поэтому, наиболее масштабные эпидемии происходили в периоды наибольшего ускорения перемещения товаров и людей. В этом плане наиболее интересными выглядит: Цинхай-Тибетское плато, Мавераннарх, Хорезм, Тебриз, восточная часть Северного Кавказа, Нижнее Поволжье, Дунае-Днестровское междуречье и Подолия, Константинополь (Стамбул), Междуречье Тигра и Эфрата, Нижний Египет, Северная Африка, Эфиопия, Прованс и Северная Италия, Северная и Южная Германия, Северо-Западная Россия [8].
Как показал текстологический анализ русских летописных текстов, эпидемии были очень хорошо знакомы человеческим сообществам, проживавшим на территории Великой Русской равнины. Одной из первых, зафиксированных в русских летописях, стала разразившаяся 979 г. на территории Киевского княжества эпидемия [6]. Из представленной в Никоновской летописи общегодовой записи указание на прибытие ко двору Ярополку печенежского князя Илдея, что может свидетельствовать о возможном вспышке эпидемии в районе Киева и ее степное происхождении. Из всего выше сказанного можно заключить, что это, скорее всего, была вспышка чумы. Однако, нельзя понять из являлась данная вспышка локальной или же была продолжением «Юстинианова чумы».
Следующим зафиксированная в летописях стала эпидемия 1042 г. Как показывает текстологический анализ представленного отрывка, во время похода в земли финского пленени ямь в войске сына Ярослава Владимира разыгралась по всей вероятности вспышка сибирской язвы.
Если говорить о следующей вспышки чумы в степи, то скорее всего последняя произошла в 1060-м г. во время похода великого киевского князя Изеслава в земли «торков». Главное, что здесь можно отметить, что наравне с эпидемией среди кочевников был зафиксирован масштабный голод. Все эти бедствия так или иначе летописцы связали с «гневом Божьим», а сами ее последствия с счастливым избавления крестьян. Таким образом, можно отметить, что во второй половине XI в. в русской летописной традиции сформировалось достаточно четко преставление об эпидемиях.
Подтверждением чему является описание вспышки 1094 г. Текстологический анализ отрывка показал, что эпидемия разыгралась на фоне складывания неблагоприятных природно-климатических условий. Скорее всего, как и 1060 г. природные очаги обоих эпидемий необходимо искать в степных районах.
В XII в. ситуация с фиксацией эпидемий в русских летописных текстах оставалась на уровне XI в. В целом ее можно охарактеризовать как не системную. Среди наиболее часто упоминаемых в отечественной историографии вспышек XII в. указываются «моръ лета 6662» (1154 гг.). Если анализировать летописных отрывок, то речь шла о совместном хождении эпидемий и эпизоотий. Другой, крупной вспышкой XII в. являлся «моръ лета 6695» (1187 г.). Русский летописец, обозначив библейскими «соломоновы страдания», скорее всего о вспышке в Новгороде, вызываемого через употребления зараженной грибком спорыньи муки, «Антонова огня» или эрготизма [2].
Следующий XIII в. не принес спокойствия на пространство Великой Русской равнины. Наиболее крупный «моръ» был зафиксирован в 1229-1230 гг. Подробно об этом сообщается в вошедшем в Никоновскую летопись рассказе «О потрясеньи земли». В отечественной историографии в отношении него сложилась точка зрения, согласно которой данный «моръ» определялся в качестве сыпного или брюшного тифа. Если же обратится напрямую к тексту летописного рассказа, то там очень четко перечисленные слова, указавшие на разразившуюся в 1229 г. на фоне масштабного голода вспышку «Антонинов жар». В то время, как в 1230 г. вполне могла иметь место быть и вспышка чумы. Впрочем, говорить конкретно о чем-либо без проведения текстологического анализа других русских летописных сводов, а также полевых и лабораторных исследований захоронений погибших во время «моръ лета 6737-6738» пока будет преждевременно.
Следующий крупный «моръ» случился в 1237 г. в Псковской земле. Единственным исследователем попытавшийся проанализировать стал в начале XX в. Ф.А. Дебрек. Однако, полностью доверять его выводам в отношении данной вспышки не стоит, так как они базировались на знании других летописных записей моров [3].
С эпидемической точки зрения нашествие Батыя на Русь, да и в целом наступившая во второй половине XIII в. эпоха золотоордынского ига, не стали исключением. Скорее следует говорить об обострении на пространстве Великой Русской равнины эпидемической ситуации. Истоки этого процесса следует искать в специфических природно-климатических условиях западно-евразийских степей и Нижнего Поволжья, которые были нарушены в результате хозяйственной деятельности населения, возникшего в 1240-1270-х гг., Золотой. Орды. Также негативную роль в этом процессе сыграли восстановленные и вновь созданные при непосредственной поддержки золотоордынских властей города и дороги, существование на территории средневекового татарского государства природных эпидемических очагов, массовая миграция из других географических регионов. населения, обладавшее совершенно иной внутренней микрофлорой. Однако, наличие достаточного количества продуктов питания и благоприятных климатических условий, проблема возникновений среди местных человеческих сообществ новых масштабных эпидемий отходила на второй план.
В конце 1270 – начале 1280-х гг. стали ухудшаться климатические условиях. В этих условиях, достигший больших величин уровень болезнетворных микроорганизмов внутри, находившегося в условиях перманентного стресса, населения средневекового татарского государства, стал проявляться в виде пока, что локальных вспышек эпидемических заболеваний. Именно такими и были «моры лета 6785 и 6791-6792» (1278, 1283-1284). Однако, узнать подробно о времени, регионе распространен и форме заболевания узнать из летописных текстов невозможно.
Если исходить из заключений исследовательской группой Й. Краузе, сделанных на основе анализа генома штамма чумной бактерии Yersinia pestis, полученного из единичного захоронения 1278 г. города Булгара, скорее всего под указанными эпидемическими вспышками можно понимать первые проявления Второй пандемии чумы («Черной смерти»). Однако, скорее всего это были локальные вспышки [12].
Последним шагом на пути к переходу к глобальной пандемии стало усиление в начале XIV в. антропогенного фактора в Золотой Орде, а также наметившееся изменение климата. Первым видимым проявлением этих процессов стало зафиксированное в текстах русских летописях в 1308-1309 гг. большой массы синантропических видов грызунов (мышей). В результате чего и произошло ускоренное попадание болезнетворных микроорганизмов внутрь человеческого организма.
Для последующего перехода к более крупным вспышкам эпидемических заболеваний крайне необходимо было нахождение человеческого организма в состоянии перманентного стресса. Среди наиболее ужесточающих факторов данного состояния человеческого организма современными исследователями указывается голод. Именно последовательность масштабный голод и последующая крупная вспышка эпидемического заболевания и наблюдалось в 1320-1340-х гг. Так, например, предтечием тверской эпидемией 1317 г. и псковского мора 1341 г. скорее всего стали разразившиеся среди населения русских княжеств «глады» «лета 6817-6818» (1315-1316) и «лета 6840» (1332). Скорее всего, последовательность эпизоотия, массового голода и локальных вспышек чумы наблюдалось в этот период и на территории Золотой Орды.
Если же судить по средневековым китайским источникам, скорее всего масштабная эпидемическая вспышка, ставшая предтечием «Черной смерти», зародилась в районе Цинхай-Тибетской плато
Если вернуться обратно к истории «Черной смерти» то, скорее всего ее предтечием стала разразившаяся в конце 1320 – начале 1330-х гг. в китайских и монгольских землях Великого хана, эпидемия. Дальнейшее распространение эпидемической волны на пространствах Центральной Азии было зафиксировано в тексте персидского летописца Фасиха ал-Хавафи. Текстологический анализ этого источника показал два возможных путей распространения данного бедствия: Хорезм и Тебриз.
Эпидемия «Черной смерти» возникла в ордынских землях около 1346 г. и вернулась на Русь в 1351/52 гг. Сопутствующим явлением чумы стал массовый голод.
Куда более мощная по последствиям стала вторая волна Второй пандемии чумы (1359/60 – 1390/91). Традиционно отечественные авторы связывали его начало с продолжением возникшего в 1360 г. в Северо-западной Руси мора. Впрочем, как показал анализ текстов русских летописей, что именно нижневолжский природный очаг, как и в период с 1346 по 1349 гг. стал эпицентром распространения эпидемии чумы. Скорее всего, истоки этой вспышки нужно искать в расположенных южнее регионах. Именно об этом свидетельствует запись, сделанная персидским летописцем Фасих ал-Хасафи, указывающая на произошедшую 1359/60 гг. вспышку эпидемии в Ширване [4]. Зафиксированные в русских летописях в 1363-1367 и 1396 гг. моры явно имеют нижневолжское происхождение. В то время, как мор 1387-1391 гг. европейское. Фактически нужно говорить об активности во время второй пандемии чумы («Черной смерти») нескольких природных очагов.
Если анализировать эпидемическую ситуацию в XV-XVI вв., то наравне в чумой (1401, 1403, 1406/07, 1408/09, 14 1417, 1422, 1424, 1427, 144243, 1465-1467, 1478, 1486/87, 1506 – 1508, 1521/22, 1532/33, 1566 – 1568, 1592) было отмечено параллельное хождение нескольких эпидемических болезней: сыпного тифа (1414, 1419/20, 1550, 1563 и 1570), сифилиса (1527-1530) и цинги (1552/53). Благодаря воздействию эпидемического фактора стало возможно возвышение на позднеордынском пространстве нескольких государств: Великого княжества Московского, Великого княжества Литовского, Астраханского, Казанского, Крымского и Сибирских ханств, Ногайской Орды. Другими важными результатами этих процессов явилось: полное изменение этнического состава населения, возвышения русской православной церкви, массовая миграция населения в менее пострадавшие от эпидемий регионы, введение трехполья и т.д.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ: